Наконец он завершил. Он опустил на нее весь вес своего костлявого тела, вздыхая и задыхаясь.
Еще полминуты, минута, и он снялся с нее. Еще одно старое доброе изнасилование к коллекции под его поясом.
— И так, это была Шэрон Филдс, — услышала она его слова.
Она лежала как мертвая, едва дыша, как покалеченное животное, неспособная больше к сопротивлению. Ее тело опустилось и поднялось вместе с матрасом, когда он встал с кровати. Она слышала, как он идет в ванную, заметила за закрытыми веками свет, услышала звук спускаемой воды.
Когда она открыла глаза, он стоял у прикроватного столика и натягивал брюки. Затем, затянув кожаный пояс, подошел к кровати и окинул ее взглядом.
— С тобой все в порядке, детка, — добродушно заметил он, — но в следующий раз ты будешь лучше. Когда ты научишься сотрудничеству, ты увидишь, насколько это лучше. Ты доставила мне некоторые неудобства. Заставила меня работать. Ты принудила меня кончить раньше, чем обычно. Но я обещаю тебе, в следующий раз мы сделаем это на всю катушку.
Она лежала, глядя в потолок, погрузившись в свои ощущения, чувствуя грязную влагу внутри и вокруг себя, снова ощущая себя на грани самоубийства.
— Ты должна признать, — говорил он, — что это не причинило тебе вреда, ничего не изменило. Так о чем же было шуметь? Все кончилось, это просто небольшое развлечение, так почему бы тебе с этих пор не расслабляться?
Она крепко закусила свой кляп и глаза ее снова заполнились злыми слезами.
Он оглядывал ее.
— Хочешь, я застегну тебе платье?
Ее глаза безразлично, не реагируя, смотрели мимо него.
Злодей пожал плечами. Он закрыл обе половинки ее юбки, не застегивая.
— Смотри, как бы ты здесь не простудилась, — потянувшись к ее затылку, он стал развязывать платок. — Думаю, ты заработала право дышать получше. — Развязав платок, он вытащил его у нее изо рта и сунул в карман. — Ну вот, детка. Лучше, не так ли?
Язык и горло ее слишком пересохли, чтобы говорить.
Она провела языком по небу и щекам, чтобы смочить, и это ей наконец удалось.
Он был уже у двери из спальни, когда к ней вернулся дар речи.
— Ты, грязный ублюдок! Чертов, мерзкий, грязный подонок! Я доберусь до тебя, я тебя кастрирую, убью тебя, если даже на это потребуется вся жизнь! Я доберусь до тебя!
Отперев дверь, он оглянулся через плечо и ответил ей широкой ухмылкой.
— Но ты уже меня имеешь, детка. Целиком и полностью, как никогда в жизни.
Издав вопль, она разрыдалась, в то время как он закрывал дверь.
Через десять минут, приготовив себе сэндвич с сыром на кухне и налив высокий бокал пива, Шивли удобно расположился на диване в гостиной, наслаждаясь поздней закуской после давно желанной сигареты. Он жевал сэндвич, потягивая пивную пену, и старался не слышать стенаний, доносившихся из главной спальни за углом.
Он считал, что ее комната достаточно изолирована от других и звуконепроницаема. Но звуки ее плача были слышны на всем пути по коридору до кухни, а теперь он слышал их в гостиной, и он подумал, что неплотно закрыл ее дверь.
Он намеревался вернуться и прикрыть дверь, чтобы отделаться от неудобств, которые она ему причиняла своим плачем, и чтобы другие не проснулись. Сначала у него промелькнула мысль не говорить им о том, что он сделал. Но потом он решил: к черту, они или узнают от нее, или обнаружат, когда он снова придет к ней следующим вечером, и, может быть, им не вредно будет узнать, что можно забыть эту ерунду о сотрудничестве и насладиться этим двухнедельным отдыхом так, как намеревался им насладиться он.
Он грыз сэндвич, пил пиво и расслаблялся, не тревожась теперь о своем поступке, кроме как только думая о ее почти нагом теле и о том, скольким людям всего мира хотелось бы обладать его возможностями и оказаться на его месте. Он думал и о том, как его старые приятели по Одиннадцатой бригаде завидовали бы ему, если б знали, но они не знали и никогда не узнают, черт бы побрал. В те дни они любили поболтать, особенно сержанты, обо всех задницах молодых вьетнамок, которые они имели, вламываясь в деревни, но черт бы побрал, ни у кого из них не было такого роскошного кусочка, как Шэрон Филдс.
Шивли с удовольствием думал об этих вещах, когда его не отвлекали всхлипывания Шэрон, и, не торопясь, доедал сэндвич, ожидая, не проснется ли кто-нибудь из остальных.
Первым, потирая глаза, вошел Йост, похожий в своей мятой полосатой пижаме на воздушный шар.
Его взгляд перешел с Шивли на коридор и источник постоянных всхлипываний. Озадаченно двинувшись к Шивли, он присел на диван рядом с ним.
— О чем шум? — спросил Йост.
У Шивли был набит рот, так что он не мог ответить сразу. Он жевал и ухмылялся и таинственно закатывал глаза в потолок. Ему хотелось растянуть удовольствие.
— С ней что-нибудь не в порядке? — настаивал Йост.
Шивли с шумом глотнул, но не успел он ответить, как его привлек дурацкий вид вошедшего старика Бруннера. Безволосый как яйцо, молочно-белый, одетый только в огромные боксерские шорты со спичками ножек под ними, он прилаживал очки и озабоченно смотрел на компаньонов.
— Мне показалось, что я услышал шум, я забеспокоился и вскочил, — сказал он, приближаясь. Он встретился с насмешливым взглядом Шивли. — Это… это была мисс Филдс, не так ли?
— Никто, кроме как, — подмигнул Шивли.
Бруннер быстро подошел и сел напротив них:
— В чем дело?
Шивли, склонив голову в сторону коридора, прислушался. Всхлипывания заметно утихли и стали прерывистыми. Шивли удовлетворенно кивнул: